— Ну-у, в общем, э-э-э…
— Ну что? — с насмешкой в голосе перебил я последовательность нечленораздельных звуков.
— Помнишь, ты сказал тогда?..
— Что? Я всегда очень много болтаю. Конкретно?
— Ну, что у меня нет чести, совести и разума! Ты и сейчас так думаешь?
— Нет, не думаю.
— Ты считаешь, что они могут появиться за день? — Луиджи пер на меня как бык.
— Ну-у, скажем так, эти свойства у тебя были, но очень крепко спали. А сейчас проснулись. Проснуться можно очень быстро. И если они опять заснут, я буду очень огорчен.
— Понятно, — кивнул Луиджи. — Да и чего я ждал, ты не выкрутишься?..
— Опять ты считаешь, что все вокруг ложь. Скажи, сейчас ты смог бы «пошутить» так, как позавчера?
— Э-э-э, — Луиджи ненадолго задумался, а потом решительно помотал головой.
— Ну и всё, значит, я сказал правду.
Мы вернулись к ребятам, Луиджи покинул меня, чтоб просунуть свою голову под мышку Роберто. Тот тоже внимательно слушал Гвидо.
Похоже, у нового школьного предмета будет много поклонников.
Я сел рядом с Алексом: и где там наш Лео? Лео здорово снесло вниз по течению, но он уже почти доплыл до противоположного берега. Вот он встал на ноги. Нино громко облегченно вздохнул.
— Ты боялся, что он утонет? — удивился Алекс.
— Угу.
— Зря. Лео не утонет.
Нино хмыкнул. Да, со стороны наша наглая самоуверенность выглядит очень смешно. Но Лео ведь и правда не может утонуть. Во всяком случае, не тогда, когда от него зависят друзья. И когда они его страхуют.
Противоположный берег оказался гораздо выше нашего: переправа будет тяжелой: вверх по веревке рюкзаки сами не заскользят, да и мы тоже.
Алекс пристегнулся к веревке, забрал камуфляжку Лео и отправился на тот берег, толкая перед собой чей-то рюкзак.
Ох, сколько раз нам придется проехаться взад-вперед? Одиннадцать рюкзаков… я посмотрел на самое солидное в окрестностях дерево, к которому мы пристегнули нашу переправу. Рюкзаки придется толкать по одному. Тигрят, возможно, тоже. Что бы такое придумать? Разумное… Ни один простой механизм не дает выигрыша в работе. А использовать батарейки от фонарей? Не-е, за полчаса мне электродвигатель не соорудить, водяное колесо — тоже. А больше никаких источников энергии нет. Вывод: ничего разумного придумать не удастся. Даже теоретически. Плохо.
Алекс добрался до противоположного берега, сбросил груз, отдал Лео одежду и легко поехал обратно. Роберто с трудом оторвался от рассказа о Второй Пунической войне: из меня сейчас плохой работник, поэтому перевозить грузы придется ему вдвоем с Алексом. О! В Древней Греции педагогами были калеки, больше ни на что не пригодные. Поэтому я буду читать лекцию, а Гвидо — организовывать переправу — так будет побыстрее.
Лихорадочно вспоминая Тита Ливия, многократно обруганного современниками за многословие и вранье, я предложил Гвидо поменяться ролями. Гвидо с удовольствием согласился — он как раз добрался до разгрома на Тразименском озере, рассказывать о таких поражениях наших далеких предков никому не понравится. А впереди еще «Канны». [152]
Вито, с ужасом смотревший на слишком длинную и тяжелую переправу, прислонился к моему плечу, чтобы набраться храбрости. Романо немедленно поступил так же.
Пока мои друзья переправляли через реку одиннадцать рюкзаков, предельно обленившийся я добрался до Фабия Максима Кунктатора. [153]
Остановившись на этой мажорной ноте римской истории, я заметил, что пора уже и нам переправляться через реку.
Я два раза проверил, как пристегнут Вито, прежде чем отпустил его в полет над водой.
— Не смотри вниз, не торопись. Все будет хорошо, — напутствовал я его.
— Угу, — всхлипнул тигренок.
Я его подтолкнул, и он, перебирая руками, поехал к противоположному берегу реки.
Храбрый Стратег переправлялся через реку стоя у меня на животе, с любопытством глядя на холодные волны. Он так вытягивал шею, стараясь заглянуть вниз, что я всю дорогу побаивался: большущая голова перевесит, и он свалится.
Когда мы с ним появились на другом берегу, Вито еще подрагивал от пережитого ужаса.
— Ты молодчина! — похвалил я своего храброго тигренка. — И все остальные речки теперь будут не страшны, да?
Он, улыбнувшись, кивнул.
Переправа прошла без эксцессов, но заняла почти два часа.
Сегодняшний подъем в гору был гораздо тяжелее позавчерашнего, но никто из тигрят не пожаловался и не ныл. В какой-то момент Гвидо сам велел Траяно отдохнуть — самый мелкий малек здорово запыхался. Они остались вдвоем, а когда мы добрались до конца склона, Роберто налегке спустился вниз и помог Гвидо доставить наверх маленького тигренка и его рюкзак.
Я внимательно следил за остальными тигрятами — нет, никто из них не собирался насмешничать. Забыли они про свое дурацкое «честно, нечестно», дай бог, чтобы навсегда — это они уже сами догадались, я им не объяснял.
— Ну вот, — заметил Алекс, когда мы слегка отдохнули и были готовы выступить, — остался только один неглубокий овраг. И больше никаких препятствий.
Тигрята выглядели разочарованными.
— Жаль, — вздохнул Вито. — Почему нельзя было пойти в поход на целый месяц?
— Один рацион, — заметил Гвидо, — весит два с половиной килограмма. Тридцать — семьдесят пять килограммов. Это больше, чем весит любой из нас. К тому же однообразие надоедает.
— Угу, — Вито согласился, но был опечален, что жизнь так прозаична.
— А что тебе не нравилось весь месяц? — поинтересовался я (по редкому сосновому лесу можно было идти рядом и разговаривать). — Тренировки или соревнования?
— Ну, мы же ничего не выиграли. Везде были последние или предпоследние.
Я посмотрел на него хитро:
— А что тебе на самом деле не нравилось?
Вито поднял на меня удивленный взгляд:
— Ну, да, я понял!
— Странно, что вы не всюду были последние, — заметил я серьезно, — наверное, те, кого вы иногда обходили, тоже любили позлорадствовать и поиздеваться друг над другом.
Вито покраснел, опустил голову и спросил:
— Думаешь, это связано?
— Конечно. Ты не обязан играть в команде. Можешь хоть всю жизнь прожить одиночкой, если хочешь. Но если уж люди собрались в команду, то должны вести себя соответственно, иначе они все проиграют. И даже если не надо играть и выигрывать… Не иметь своей команды — это все равно, что не иметь дома…
Я отвернулся: черт! Не надо было об этом заговаривать — для меня это слишком больно. Да если бы в восемь лет я понимал, чего у меня нет, умер бы от горя!
— Энрик! Ты чего? — с беспокойством спросил Вито. Я мотнул головой:
— Всё в порядке.
Мы устроили большой привал у чистого холодного ручья, пообедали, побрызгались. Тигрята общими усилиями, громко визжа от восторга, повалили в воду Роберто (он не особенно и сопротивлялся). Стратег бегал по берегу и очень боялся, что я утону. Сам он в воду лезть отказывался. А я не мог вспомнить, как этна-лисы относятся к воде: как кошки или как собаки?
Из меня вытрясли долгую историю окончания Второй Пунической войны, так что я опять потерял голос.
В 17:00 (традиция есть традиция!) вновь выступили. Овраг пришлось пересечь примитивно: спуститься вниз и подняться наверх. В семь часов вечера мы подошли к «тому самому лесу» и пошли вдоль ручья, на котором несколько дней назад стоял лагерь «драконов», метрах в двух впереди шла какая-то другая компания, на пятки нам наступали еще какие-то ребята — становилось тесно. В половине девятого, отнюдь не первыми, мы прошли через ворота лагеря.
— Пришли, — упавшим голосом произнес Луиджи.
— Да, а что такое? — с беспокойством поинтересовался Роберто.
— Ничего, — помотал головой Луиджи, но вид имел самый траурный.
— Идите доложитесь капитану, — приказал нам дежурный офицер.