Уже знакомым манером панель засветилась, и створки двери, едва слышно загудев, раздались в стороны.
Майлд упал на колено так резко, что мне показалось — его дёрнули. Но он просто освободил линию огня для низкорослого Сайко. И тот не подкачал.
Нечто пронеслось в воздухе мимо меня, и первому же, самому резвому шатуну, вырвало морду великолепным фейерверком.
Дальше всё пошло наперекосяк.
Сиби рванулась вперёд. Наступила на плечо Майлду и стрелой влетела в ещё не до конца раскрывшиеся двери.
— Сиби!!! — заорал я.
Она упала среди шатунов и на миг скрылась из виду. Но спустя этот миг я увидел кровавый водоворот. Воронку не хуже Мальстрёма. Сиби не теряла времени даром. Она резала мясо.
Строй мертвяков смешался, они ощутимо растерялись, почувствовав, что опасность теперь не только спереди, но и в тылу. Майлд, могучий, как скала, поднялся им навстречу, одновременно вскидывая молот. И двое шатунов полетели вправо, под сверкающую катану Гайто.
— Сайко, верх! — грохнули динамики.
Над головами шатунов взвился нюхач. Сайко вскинул пистолет и выстрелил. Мелкого уродца разорвало в клочья.
Но следом летел ещё один, и в этого Сайко выстрелить не успел.
Мой выход.
Я быстро разжал и сжал обратно пальцы на рукояти топора, чтобы не стискивать её что есть дури, избавляясь от закрепощённости в мышцах.
Шаг в сторону, удар снизу вверх, справа налево.
Лезвие, идущее из руки нюхача, пролетело в миллиметре от моего носа. Да, я разрубил уродца пополам, но ощущение того, как близко была смерть, опалило мне душу.
Руки дрогнули.
Но тут же изнутри поднялась мощная волна противоречия. Это что же, вся моя смелость базировалась лишь на уверенности, что семьдесят процентов тела я смогу нарастить? Что, Крейзи, привык геройствовать, будучи бессмертным?! Так вот теперь настала пора выяснить, из чего ты скроен на самом деле.
Оглушённый шатун упал на колени слева, мотая расплющенной башкой.
И чего я паникую? Когда-то на Испытании я завалил двух таких уродов, впервые взяв в руки топор, и даже толком не веря, что почти бессмертен. Блин, да я тогда ребёнком был! Наивным младенцем, у которого молоко на губах не обсохло, которого ещё ни разу не опалило огнём туннелей. И — смог.
А сейчас?!
Замах — удар.
Голова, рука и часть ключицы упали на пол. А следующего шатуна, поднырнувшего под молот Майлда и устремившегося ко мне, я встретил безумным блеском глаз.
Паника умерла так же легко, как родилась, и теперь мне оставалось лишь сдерживать желание броситься очертя голову вперёд, как эта бестолочь Сиби, которой я скажу пару ласковых, если она выживет. На что я охренеть как надеюсь.
В Месте Силы, в других мирах, под землёй, на поверхности, на чужой космической станции — мы остаёмся воинами. Как бы сложно всё ни было, когда доходит до дела, всё упрощается до предела. Есть мы — есть они. Есть поставленная задача — и средства для её выполнения. Есть победители — и проигравшие. Вот и вся песня.
Очередному шатуну я раскроил морду повдоль, пинком отправил его в сторону — размышлять на тему «быть или не быть».
— Вот они, хорошие! — воскликнул Сайко. — Сиби, уйди нахрен!
С шатунами было покончено. Сиби порубила основную массу, Майлд раскидал оставшихся, их прикончили мы с Гайто. А теперь на нас шли крикуны, а Сиби, переводя дыхание, стояла на линии огня.
Она тут же шарахнулась в сторону под зарождающийся и выворачивающий душу наизнанку гул: «У-у-ум-м-м-м, у-у-у-у-у-у-ум-м-м-м-м-м-м».
Пять воронок надрывались одновременно.
Наверное, раньше меня как-то защищали энергии Места Силы, или типа того. Во всяком случае теперь я почувствовал себя таким же беспомощным, как голая шестнадцатилетняя девочка в бане, полной татуированных зэков.
Руки просто опустились. Разжались пальцы, выпустив топор.
Что-то крикнул Сайко. Взорвалась грудная клетка одного из крикунов, и он замолчал. Но четыре оставшихся продолжали завывать, и у меня потемнело в глазах.
«Нельзя!» — мысленно заорал я на себя.
Но тут же почувствовал, что упал на пол. И всё изменилось.
III
Когда я вошёл в столовую, была ночь. И я удивился, увидев, что там горит свет.
В очередной раз перезапущенный, вызревал мой мир, на этот раз без ошибок. Мне хотелось и спать, и есть. Но я понимал, что если усну, то это как минимум на сутки. Поэтому я выбрал перекус.
В столовой танцевала Алеф.
Она растащила столики в стороны и, стоя спиной ко входу, плавно покачивалась в такт Музыке. Я замер, любуясь. Алеф казалась единой с Музыкой в этот миг. Хотя почему «казалась»? Все мы — часть Музыки. Музыка — то, что пронизывает, созидает, организует и упорядочивает. Она есть всё, и всё есть она.
Но Алеф как будто своим танцем привносила в эту схему активное начало. Как будто она могла бы не быть Музыкой, если бы не хотела, но — сознательно шла навстречу. Как будто именно она порождала Музыку, а не подчинялась ей.
— Мне кажется, я чувствую сам то, что сотворил, — сказал я.
Алеф резко опустила руки, развернулась.
— Что ты здесь делаешь?!
Только что её аура переливалась всем спектром тёплых цветов и оттенков, и вот — белая ментома. Только она, ничего кроме. Извольте догадаться, что там, внутри.
С людьми — легче. У них есть выражения лиц. Читать их для нас, не приспособленных к мимике, легче лёгкого.
— Извини. Я не знал, что здесь ты.
Алеф помолчала, внутренне успокаиваясь. Повела рукой, будто разрешая мне зайти и использовать столовую так, как мне того хотелось.
Я подошёл к прозрачной витрине, внутри которой подсвечивалась пара бутербродов. Указал на них, сенсор считал команды и секунду спустя издал писк. Витрина раскрылась, я достал тарелки и сел один за большой стол. Просто он стоял ближе всех.
— Что ты имел в виду? — спросила Алеф.
Она двигала столики на привычные места, чтобы скрыть от Айка, Нилли и Гайто свои ночные танцы.
— Когда? — переспросил я с набитым ртом.
— Ты сказал, что чувствуешь, что сотворил.
— А. Я перезапустил мир людей…
— Опять?!
Мне не понравился её голос, но я кивнул:
— Так было нужно. Я нашёл кое-что интересное там…
— Значит, — она выпрямилась и уставилась на меня, постукивая пальцами по пятиугольной столешнице, — в то время как мы перешагнули уже второй рубеж, ты ищешь в своих фантазиях кое-что интересное. Так?
В моих фантазиях было иначе. Там был поток ярчайших образов, которые не могли не убедить, не зажечь любого скептика. Но когда я вынужден был об этом говорить, слова самому себе казались лепетом безумца.
— Дослушай, — попросил я. — Люди создают пары.
— Как животные, — сказала Алеф.
— Н-нет… не как. У них есть разум, понимаешь? И очень развитая эмоциональная сфера. Куда более развитая, чем у нас.
Алеф молча слушала, но от её молчания мне было даже тяжелее, чем от её скепсиса. Я заметался мысленно и развалил остатки стройной конструкции, что была в моей голове ещё минуту назад.
— Их эмоции — это не только какая-то внутренняя сфера, которую надо контролировать. Эмоции могут дать им силу или ослабить… От них многое зависит. Но знаешь, что сильнее всего? В прошлой инкарнации у них было чувство, которое они называли любовью. Оно, пожалуй, идёт от животного инстинкта продолжения рода, но эмоциональная сфера его странным образом углубляет. Представь себе двух живых существ, которые готовы отдать жизнь друг за друга. Один согласен умереть, чтобы спасти другого.
— Потому что другой более важен для Общего Дела? — спросила Алеф.
— Н-нет. Нет никакого Общего Дела. Просто…
— Значит, эти два существа нерациональны, — отрезала Алеф и сложила руки на груди. — Крейз, ты сотворил толпу уродцев, которые не в состоянии себя контролировать и мало чем отличаются от животных. Что ты в этом находишь интересного?