Поплыли, искажаясь, стены, пол и потолок.
Воронка быстро ширилась, накатывала на Виллара, на стоящего неподалёку Ликрама.
На всех нас.
Я непроизвольно попятилась.
— Пожалуй, да, оружие — пустая формальность, — сказал Виллар. — По крайней мере, в данном случае.
Он небрежным жестомвскинул руку и нажал спусковую скобу.
Шар как будто зарябил едва заметно, вот и весь эффект.
У меня закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Реальность на глазах меняла структуру, рвалась, погибала…
— В моём мире его прозвали Мальстрём, — говорил Виллар, вертя в руке оружие. — Непостижимая тварь. Оружие против него есть, это импульсный модулятор-противовес, в простонародье «ответка». Пушка стоит бешеных денег, заряды — тоже…
— Убери это! — взревел Ликрам, растерявший всю свою невозмутимость.
— Не знаю, как…
Ликрам подскочил к Виллару и, влепив ему подзатыльник, сбросил обруч.
Мальстрём исчез, зал вернулся в нормальное состояние. Звякнул, упав на пол, обруч.
— Ты же знал, что эта тварь обладает психотропным воздействием? — прорычал Ликрам.
— Конечно, я ведь его создал, — развёл руками Виллар.
— По-твоему, это что — игрушки?! Кто визировал монстра?!
— Никто. Это — внеучебные занятия. Я творю миры, чтобы развеяться. Для расслабления…
Ликрам вырвал у него из руки оружие и заорал, уже не сдерживаясь. Фейерверк яростных ментом заплясал у него в ауре.
— Эта хреновина могла свести нас всех с ума даже из голограммы! А кто-то мог умереть! Если оно вырвется на станции — где ты возьмёшь свою сраную «ответку»?!
— Материализую, — не моргнув глазом сказал Виллар. — Это не так уж сложно, у оружия нет сознания.
— Я сегодня же доложу куратору о произошедшем. У всех монстров должно быть материальное тело, которое возможно уничтожить. Такого дерьма существовать не должно! А теперь — вон отсюда!
При всём моём отношении к Виллару, при том, что его «мальстрём» напугал меня до смерти, я не могла сдержаться. Ментомы не прорвались наружу, но где-то внутри себя я танцевала от счастья, что кто-то заставил самого Ликрама дрожать, выходить из себя и откровенно бояться.
Ликрама, который несколькими минутами раньше одним взглядом дал мне понять, что оружие, с которым мы познакомились сегодня, прекрасно подойдёт для того, чтобы снести себе голову, когда споры Чёрной Гнили прорвутся.
23. Пора создавать пятёрку
Я танцевала в пустой столовой, двигаясь согласно музыке.
Такая огромная станция и так мало возможностей побыть наедине с собой. А мне это было нужно хотя бы иногда. Общество давило, вытягивало энергию. Даже разговоры с Нилли и Айком меня опустошали, и я хваталась за любую возможность побыть в одиночестве.
Сегодня это была столовая, из которой только что ушли стаффы, и я танцевала, кружась меж столов, переполненная непонятным счастьем. Отпустила контроль, и ментомы радостным конфетти украшали мою ауру.
Идиллию нарушил голос из-за спины:
— У Ликрама на тебя какой-то зуб?
Я вскрикнула и развернулась.
Виллар сидел на столе, скрестив ноги в ботинках. Это возмутило меня больше всего почему-то. Несмотря на то, что здесь, на станции, грязи неоткуда было взяться по определению. Несмотря на то, что ботинки, скорее всего, чище, чем босые ноги. Но я-то выросла на земле, где забраться с ногами на стол, означало не просто нарушить этикет, а… А я даже не знаю. Так бы просто никто не поступил. Кроме безумцев.
— Что ты здесь делаешь?
А разум уже приводил мне угрюмые и неопровержимые доводы: Виллар имеет право находиться здесь, как и я. Если он скажет, что пришёл просто посидеть на столе — я не смогу его прогнать.
— За тобой следил, — обескуражил меня Виллар.
— Зачем?
Я всё-таки взяла себя в руки и закрылась белой ментомой.
— Хочу узнать тебя поближе, но ты ощутимо не желаешь со мной общаться. Можно расспросить твоих друзей, но это слишком много болтовни, а я не люблю много болтать. К тому же, чужой опыт — это призма, в которой истина преломляется так, как удобно перцепиенту. Приходится следить.
— Мне это неприятно, — сказала я.
— Будь мне другом, и это закончится, — развёл руками Виллар. — Впрочем, я претендую на нечто большее, чем дружба. Ты должна войти в мою пятёрку.
— Вот как? — Внутри меня что-то закипело, но я уже была спокойна, знала, что смогу сдержать этот. — Должна, значит?
— Да, — кивнул Виллар. — Именно так я интерпретирую Музыку. Третий оборот, Алеф. Многие уже сошлись в пятёрки, у некоторых даже «десятки»…
Он был прав. С этим явлением я впервые тоже столкнулась лишь здесь, на станции. Как нам объяснила куратор, истинная пятёрка — это один дух, разделённый на пятерых. Иногда бывает так, что дух разделяется на большее или меньшее количество частей. К этому следует относиться как к варианту нормы. Редко, но бывает.
— Я не войду в твою пятёрку, — сказала я.
— Почему? — спросил Виллар.
— Ты мне неприятен. Самовлюблённый эгоист, витающий в облаках. Все твои идеи опасны. Подчиняться ты не можешь, а подчиниться тебе — не могу я. Не сомневаюсь, что однажды ты уничтожишь мир. Но я при этом хочу находиться от тебя как можно дальше. Просто когда всё погибнет, я буду точно знать, что виноват в этом ты.
Пожалуй, именно так я и думала. Но что-то скребло на душе. Как будто бы я сказала не всю правду.
И Виллар, выслушав меня, остался равнодушным. Как будто мои слова ничего для него не значили. Он продолжал сверлить меня взглядом.
— Когда Ликрам потерял контроль, ты была этому рада.
Каких же трудов стоило мне удержать белую ментому и ничего к ней не прибавить.
— С чего ты взял?
— Твоё лицо. Ты едва заметно гримасничаешь, когда блокируешь ментомы. Я заметил это ещё в первую нашу встречу. Заинтересовался и долго прочёсывал архивы, записи. Оказывается, есть такая редкая генетическая особенность: неспособность видеть ауры. При этом развивается умение изменять выражение лица. По соответствию ментом составлена целая азбука, гримасы универсальны. До какой же степени сильно ты подавляешь себя, если твои чувства прорываются таким образом…
Великая Музыка, он изучал меня, как… Как представителя иной расы!
— Помнишь человека?
— Кого? — не поняла я.
— Ну, то существо, что я материализовал. Из-за чего меня судили. «Человек» — самоназвание.
Великая Музыка, он знает языки своих миров?!
— На этот мир меня вдохновила ты. Возможно, ты не заметила, но человек обильно использует мышцы лица. Иногда осознанно, иногда — нет. Они не видят аур вообще, у них исключительно оптическое зрение.
— Значит, на создание этого чудовища тебя вдохновила я?
Как же мне полегчало. Теперь, когда я сумела найти, за что зацепиться, чтобы смести Виллара со своего пути.
— Чудовище? — переспросил он. — Тебе так показалось? Что ж, возможно, не самый симпатичный представитель своего…
— Я в жизни не видела ничего более омерзительного! — Теперь, помимо сдерживания ментом, приходилось думать и о том, что выражает моё лицо, с которого не сводил глаз Виллар. — Если хочешь знать, на земле уже практически никто не видит аур. И для них — в порядке вещей искажать лица, чтобы помогать общению и красить слова хоть в какие-то оттенки. Благодарю за то, что лишний раз напомнил о моём низком происхождении. А теперь — прости, я пойду. Не хочу тебя замарать.
У выхода меня настиг его голос:
— Ты ведь понимаешь, что его не существует, Алеф?
Я остановилась и повернула голову.
— Кого?
— Того, с кем ты так отчаянно борешься. Виллара.
— Что за чушь несёшь ты, Виллар, сидя на столе?
— Я говорю, что каким бы самовлюблённым безответственным эгоистом я ни был, ты ненавидишь не меня. Это что-то внутри тебя тянется ко мне и принимает мою форму. Что-то, что ты бы хотела вырезать и выбросить. Я очень высокого мнения о тебе. Надеюсь, что ты сумеешь разделить…