– Меня послала Диниш. Хотел узнать, не помешал ли тебе кто.
– Не помешал. – Ему почему-то было не по себе под взглядом этих блеклых глаз. Странно… если она не только что явилась… почему она не закричала, не вмешалась? То, что делал Джаред, здесь любой принял бы за колдовство, а суеверные комедианты – и подавно.
– Тогда я вернусь на площадь. – Прежде, чем Джаред успел ответить, она повернулась и исчезла. Полог за ней упал, как занавес.
Актеры, мать их! Даже не спросила, что с Матфре… и Диниш тоже не полюбопытствовал. Главное – не помешал ли кто.
В оправдание Диниша надо сказать, что он спросил о состоянии Матфре сразу же, как вернулся.
– Он спит, – сказал Джаред, – а когда проснется, будет здоровее нас с тобой.
– Правда? Вот и славно. А что с ним было-то?
– Некая разновидность одержимости. Я умею с этим справляться.
Диниш нахмурился. По большей части одержимостью занимались не врачи, а экзорцисты, а Джаред на такого совсем не походил. Но, вероятно, Диниш всякого повидал в странствиях, и предпочел не углубляться в расспросы. Уточнил только:
– Это с ним не повторится?
– Надеюсь, что нет.
– Слава Богу! Главное, это не заразно.
Дагмар не было видно, и Гиро тоже, и на замечание Джареда глава труппы пояснил:
– Они на площади еще, играют и поют. После фарсов народ долго не расходится.
– Ах, да, вы же сегодня комедию представляли, – «аккурат в то самое время, когда приятель ваш вроде бы от холеры загибался», – мысленно добавил Джаред.
– Точно. О том, как обнищавший рыцарь хочет породниться с семейством происхождения самого подлого. В замках такое показывать не годится, а для горожан в самый раз. Сбор неплохой, правда, все больше мелочью. Может, сейчас их еще Дагмар порастрясет. Дорвалась до подмостков, как оголодавшая. Надо будет пойти сказать, чтоб заканчивали, не то сорвет голос, и каковы мы будем в Эрденоне?
Похоже, Дагмар ему ничего не сказала. Может, вообразила, что так болезни и лечат? Или просто глупа? И способна только повторять заученное?
Словно в ответ на его мысли Диниш сказал:
– Поверишь ли, когда она к нам пришла, ни одной песни не знала. А теперь знает их больше меня. Потому что память у нее чертовски хорошая.
10. Медуанский лес. Замок Дуэргар.
Больше за то время пути, что Джаред провел вместе с комедиантами, ничего примечательного не случилось. Разве что Матфре стал относиться к нему получше – а это происходило далеко не всегда. Нередко люди испытывают неприязнь к тем, кто им помог, а то и начинают ненавидеть. Особенно это касается мужчин – и дело не в том, что мужчинам более, чем женщинам, свойственна неблагодарность. Они не прощают тех, кто видел их слабость. Но с Матфре было по-другому. То ли его вечная угрюмость отчасти была напускной, то ли из-за джаредова лечения в нем что-то смягчилось.
Любопытства ради Джаред спросил у него, откуда он родом. Из воспоминания во сне этого нельзя было понять, а повседневная речь комедианта представляла такое смешение наречий и диалектов империи, что определить их происхождение было невозможно. Оказалось, что деревня, где родился Матфре, оказалась между Фораннаном и Нессой. Чудны дела твои, Господи! Ни за что не подумаешь, что Матфре из Карнионы.
С Дагмар о случившемся Джаред так и не поговорил. Хотя они и вообще не очень-то разговаривали. Но, осторожно наблюдая за ней, Джаред пришел к выводу, что ее необщительность, пожалуй, не следствие тупости, как он первоначально предположил. А она была для женщины на редкость неразговорчива, и на прямой вопрос предпочитала отвечать уклончиво – ни «да» , ни «нет», но «возможно». Брошенное Динишем замечание о хорошей памяти кое-что проясняло. Ее бесцветные глаза не были подернуты пленкой идиотизма, они внимательно смотрели на мир, впитывали, втягивали… Но что бы она ни складывала на дно памяти, как в копилку, внешне это никак не проявлялось. Она так же, как и Зика, в пути готовила, стирала, штопала прохудившуюся одежду. Однако Джаред ни разу не слышал, чтоб за этим занятием она напевала, подобно другим женщинам – а Диниш утверждал, что она знает множество песен! Не слышал Джаред и ее смеха – каково-то ей было играть в фарсах. И если прочих «Детей вдовы» он мог назвать если не друзьями, так приятелями, эта женщина была ему скорее неприятна.
Но какие бы чувства он ни испытывал к актерам, а они к нему, вскоре им пришлось расстаться. Дорога есть дорога, зовись она Белой или какой иной. Новый перекресток, и комедианты, сердечно и без всякого сожаления распрощавшись, укатили покорять герцогскую столицу.
Постепенно Джаред терял и других попутчиков. Один за другими отбыли негоцианты, одни подмастерья сменились, из прежней компании остался лишь лудильщик, но появлялись новые путешественники, те, кто на большой дороге предпочитает держаться кучно. Они миновали дорогу на Свантер, остался в стороне сонный Кинкар с нависающей над ним страшной горой Фену-Скьольд, откуда все торговые пути были видны, как на ладони.
Но, либо Хельги Скьольд со своими молодцами и впрямь ушел в поход, либо путники, с которыми шел Джаред, оказались недостойны разбойничьего внимания. Обогнули Катрейскую топь и предательские Черные Ели, и перейдя по временному мосту, наведенному после весеннего половодья и до зимы, реку Нантгалим, ступили на землю родного Джареду края.
Где-то за лесами, не так далеко, было аббатство Тройнт, и мучал соблазн свернуть, заглянуть, увидеться. Но монах-кармелит, посещавший гробницу святого Эадварда, рассказал: добрый приор Венилон скончался за год до мятежа. Шесть лет назад, значит… Его преемником стал Гатунд( Джаред тоже его знал, о чем не стал распространяться), человек сравнительно молодой, и занятый борьбой с языческими суевериями среди паломников. Что было, то было – среди приходящих поклониться святому и помолиться об исцелении, упорно бытовала вера в то, что молитва дойдет лучше, если навязать где-нибудь поблизости от гробницы тряпицы, которой прежде было обмотано больное место. Отец Венилон считал это совершенной дикостью, и когда-то также боролся с нелепым суеверием. Но к тому времени, когда Джаред появился в обители, утомился, и махнул рукой. Деревья вокруг аббатства круглый год были увешаны подобными тряпками. Теперь опять стража бдила, чтоб этого безобразия не было, а иначе паломников к гробнице не допускали, местных же крестьян ждала церковная епитимья. Короче, жизнь кипела.
Мятеж обошел обитель стороной, и братия не пострадала. Чего нельзя сказать о семье владетелей Нантгалимского края. Гудлейф Дагнальд, с удивлением услышал Джаред, примкнул к мятежникам и лишился жизни. Вдова его вместе с детьми бежала в Эрденон, пала в ноги герцогу Тирни, заверяя, что ни сном, ни духом не ведала о злодейских умыслах мужа. Герцог, в несказанной милости своей, сжалился над малолетними сиротками, и не только оставил их в живых и на свободе, но даже не стал конфисковывать имущество, а лишь взял его в опеку до совершеннолетия наследников, несчастной же матери их выплачивалась вдовья доля. Вдова и дети жили сейчас в Свантере, у родных, а в замке сидел герцогский управляющий. Джаред не понимал, с чего, с чего это господина Дагнальда, человека благомыслящего, понесло бунтовать, и мог лишь порадоваться, что его собственная родня покинула Нантгалимский край задолго до этих событий. Впрочем, кто поручится, что они пережили злосчастные годы?
Чем дальше от границы с Тримейном, тем менее благостным казалось все окружающее. Поля сражений заросли травой, высохла земля на могилах, но люди смотрели на путников косо и зло, особенно на тех, в чьей речи слышался тримейнский акцент. Ибо, несмотря на то, что войско принца Раднора прекратило смуту в Эрде, и явилось по призыву герцога Тирни, для большинства северян пришельцы из Тримейна оставались захватчиками, грабителями и насильниками.
Судя по тому, что Джаред услышал о судьбе своего бывшего сеньера, мятеж на северо-востоке герцогства не был обычным восстанием обезумевшей от голода черни – в нем участвовала знать, Другое дело, что чернь несомненно, поддерживала мятежников – недаром же подмастерье готов был глотку порвать тому, кто непочтительно отозвался о главном бунтовщике. Сейчас, кажется, в живых из мятежных сеньеров никого не осталось – одни пали в сражениях, другие нашли смерть на плахе. Конфискованные их земли поделили между собой император и герцог. Имератору отошли прежде всего, порт Вальграм на восточной границе Эрда, благодаря чему корона брала под контроль морскую торговлю с Карнионой, Медуанский лес, с охотничьими угодьями, и четыре замка, один из которых, Дуэргар, был резиденцией наместника. Впрочем, Кайрел Рондинг, как довелось услышать Джареду, бывал там редко. Он укреплял Вальграм, стены были разрушены императорскими же войсками, так что Джаред предполагал найти его там. А вот как войти в его окружение – это уже задача. Поскольку до Джареда никогда не доходило, чтоб Кайрел ап Тангвен нуждался в услугах лекаря. Правда, это было на Юге…