Паук явно не ждал, что «еда» сумеет выбраться из кокона.

Паук явно не привык, чтобы «еда» его атаковала.

И когда лезвие пробило фасеточный глаз, паук завизжал больше от изумления, чем от боли. О, я и об этом узнал из его визга. Он недоумевал. Он спрашивал вселенную, что вообще происходит.

Я перехватил топор и ударил по второму глазу.

На руки брызнула красная холодная жидкость. Не кровь — что-то другое. Я застонал от отвращения, выдернул топор и повернулся к остальным.

Ещё трое, которые уже не растеряны. Которые распределились по стенам и потолку, окружают меня с трёх измерений вместо привычных для драки двух.

Дерьмо!

Бежать было некуда. Мечущийся слепой паук заблокировал пути отхода. Я мог либо рваться к Вратам, либо принять бой. Но даже проход к Вратам был лишь обманчиво свободен. Жало вонзилось бы в меня прежде, чем я бы успел пройти хоть половину пути.

Я рубанул вниз, рассёк остатки паутины, всё ещё сдерживающей мне ноги, и прыгнул вперёд и в сторону.

Вовремя.

Паучья лапа рассекла воздух надо мной.

Я упал — опять на выбитое плечо, но вспышку боли проигнорировал, вскочил на ноги и взмахнул топором.

Показалось, или лезвие сверкнуло? Не так, будто отражало свет, а как будто светилось само. Фиолетовым светом.

Реакция не подвела меня. Жало, которое летело мне в глаз, упало на пол, а из покалеченного брюшка хлынула красноватая жидкость. Паук, лишённый оружия, заверещал.

Я завертел топором так же, как тогда, после Испытания, после того, как выбрал, за какие ручки чаши браться.

Это отпугнуло пауков. Ребята смекнули, что «еда» не так проста. Что вот эта штука, которая уже отчётливо светится фиолетовым, будто светодиодная, представляет реальную опасность.

Но долго раздумывать пауки не стали. Тот, у которого я отсёк жало, решил, что настал час отмщения и плюнул в меня сгустком жидкой паутины. Я вскинул топор навстречу этому снаряду.

Разрубить бы не успел. Вернее, паутина не успела бы долететь до нужного места, когда его пролетало бы лезвие. Но от топора что-то отделилось. Нечто, похожее на бледно-фиолетовый серп, который с каждым преодоленным сантиметром увеличивался в размерах.

Этот серп, напоминающий случайный блик, солнечный зайчик, отражение света от блестящих пылинок в воздухе, рассёк паутинный сгусток пополам. Две половины пролетели слева и справа от меня, не причинив вреда, а серп ударил паука между глаз.

И паучья башка развалилась на две части, на пол хлынула кровь. Тело попятилось, мотая башкой, две половинки которой хлопали друг о друга.

Я почувствовал, что сейчас просто рехнусь от отвращения, если это не прекратится.

И я заорал, трансформировав ужас и отвращение — в ярость. Я бросился в атаку на всех них.

Топор уже не тускло светился, он полыхал фиолетовым, будто джедайский меч. Лезвие порхало в воздухе с такой скоростью, что в битве с Гайто и Скрамом одновременно я бы точно поставил на себя.

Новые и новые «серпы» слетали с лезвия. Пауки не думали бежать. Один пёр на меня с распоротым брюхом, из которого вытекали потроха. Другой, зацепившись за потолок четырьмя оставшимися ножками из восьми, пытался подобраться ко мне сверху. Ему я отсёк голову, вторым ударом раскроил хитин на спине.

Встретил третьего…

Это казалось бесконечным. Пауков было всего трое, но они подыхали слишком медленно. И, похоже, вовсе не обладали инстинктом самосохранения.

В какой-то момент я заметил, что руки у меня не просто дрожат — ходуном ходят. И виной тут была отнюдь не напряжённая на запредельном уровне нервная система.

Я истощил свою «ману», как назвали это ребята. Слишком дохрена всего. Преодоление действия яда, драка с шатунами, драка с пауками, да ещё эта внезапно открывшаяся «магия».

Топор опустился в последний раз, и я замер, тяжело дыша. Дрожали уже даже колени. Если я до сих пор не упал, то лишь потому, что мне совершенно не хотелось валяться среди подрагивающих останков трёх пауков.

Трёх!

Мяуканье заставило меня резко повернуть голову.

Паук, которого я ослепил в самом начале, смотрел на меня… глазами. Они восстановились. Они были бледно-розовыми, а не кроваво-красными, как должны, и, должно быть, видели плохо, но — видели.

Он встал на задние лапы, поднявшись надо мной неотвратимой смертью. Я как в замедленной съёмке видел его жало, нацелившееся мне в живот…

И вдруг что-то сверкнуло ниже этого жала — я не успел разобрать, что. Задние лапки паука, на которые он встал, подломились, и паук с мяуканьем рухнул. Я заставил себя поднять топор ещё раз. И ещё. И ещё…

Прислонился спиной к стене и помутневшим взглядом нашёл причину своего неожиданного спасения.

Позади паука, тяжело дыша, стояла Алеф и держала двумя трясущимися руками кинжал.

Она пыталась что-то сказать. Её глаза то и дело норовили закатиться. Похоже, девчонка едва удерживала себя в сознании. Старалась не смотреть на результаты устроенной мною бойни.

— Идём, — прошептал я. — Отсюда…

По стенке я обогнул вяло перебирающую двумя ножками мёртвую тушу последнего паука. Протянул руку. Алеф в неё вцепилась. И тут же прижалась ко мне. Попыталась вскрикнуть, но воздуха не хватило, и она задохнулась, закашлялась.

Я поднял топор, уже не ощущая руки. Понимал, что удара нанести не смогу, смогу только уронить топор.

Но паук этого не знал.

Пятый паук. Тот, кого бросили в туннелях.

Он пришёл сюда. Вернее — приполз. Полз на трёх лапах. Изувеченное птицей, полураздавленное брюшко тащилось по полу, оставляя влажный след.

Паук оценил ситуацию.

Он увидел трупы своих «товарищей». Он увидел нас. «Еду», которая освободилась, осталась в живых и держала оружие. И… пополз мимо.

Ни я, ни Алеф не дышали, поворачиваясь вслед за этим калекой. Мы смотрели, как он через трупы других пауков подбирается к Вратам.

Вот он коснулся светящейся паутины, и она разошлась.

Врата раскрылись.

За ними сияло что-то невероятное. Там переливалась множеством цветов — от светло-голубого до тёмно-сиреневого — глубина.

Я подумал про космос.

Алеф потом сказала, что вспомнила, как ныряла с аквалангом на Паго-Паго.

Паук втащился туда и исчез. Так что, наверное, ассоциация Алеф была ближе к истине. Там была не пустота, а некое вещество. Или… Не знаю.

Несколько секунд всё было спокойно. Потом по веществу за Вратами прошла зелёная рябь, и что-то вылетело обратно. Врезалось в стену в трёх шагах от меня и сползло на пол беспомощной кучей мусора.

Всё, что осталось от паука.

Светящаяся паутина затянулась.

Врата вернулись к исходному состоянию.

— Крейз, — хрипло прошептала Алеф.

— Да?

— Они разлагаются.

— Кто?

— Смотри.

Я перевёл взгляд на останки других пауков и убедился, что Алеф права.

Они уже не выглядели до такой степени отвратительными, кровавыми, полуживыми. Казалось, будто они лежат тут уже несколько дней. Вот торчащая вверх лапка с сухим хрустом надломилась, упала на пол и рассыпалась в порошок. Кровь из красной сделалась серой.

Пауки просрали своё бессмертие.

— Вот оно, наказание за неумение удержать пятёрку, — прошептал я, прижимая Алеф к себе.

Глава 22

Шёл я с трудом — Алеф меня буквально тащила на себе, ругаясь сквозь стиснутые зубы.

— Погоди, — едва ли не со стоном сказал я, когда мы добрались до первой развилки. — Положи меня.

— Крейз, нам нужно выбираться отсюда.

— Мне нужен перекур.

— Пере… что?!

В моём затуманенном мозгу шевельнулось запоздалое понимание того, что Алеф в обычном состоянии говорила по-французски, однако благодаря чудесному влиянию Места Силы мы друг друга понимали и вообще большей частью не замечали языкового барьера.

Однако слово «перекур» поставило Алеф в тупик.

— Просто дай мне отдохнуть, — попросил я и повалился на пол.

Голова кружилась, к горлу то и дело подкатывала тошнота. Я старался часто и глубоко дышать ртом — мне кто-то когда-то говорил, что так можно сдержать рвоту.