– А вот торопиться я бы вам, сударь, не советовал, – насмешливый голос прозвучал за спиной у Мерсера.
Форсети нахмурился.
– В чем дело, сударь? Мы с приятелем мирно беседуем и никого не задеваем.
– Не знаю, как насчет приятеля, а вам придется сообщить, кто вы и с какой целью прибыли в Нессу. Иначе вы будете препровождены в крепость Нумелла.
– На каком основании? – возмутился Форсети. Бывать в шкуре подозреваемого начальнику Эрдской тайной службы вряд ли приходилось.
– У нас есть сведения, что вы подозрительно себя ведете и со своими сообщниками замышляете ограбление одного из домов, хозяин коего во время карнавала отсутствует…
Мерсер улыбался. Вот почему он предпочитал дворец Убальдина удобным здешним гостиницам. Почти во всех имелись платные осведомители. Но ситуация его забавляла. Не видя лица говорившего, он отчетливо представил загорелую физиономию в мелких оспинах, яркие, точно нарисованные, карие глаза, вздернутый нос, щегольские черные усы и крепкие прокуренные зубы.
– …и если вы не заручитесь свидетельством человека, вызывающего доверие у местных властей… – продолжал полицейский.
Мерсер повернулся.
– Мое свидетельство, Томьер, тебе подойдет?
– Вот негаданная встреча! Я не знал, что ты здесь.
– Я тоже не знал, что ты перебрался из Скеля в Нессу.
Бывший лейтенант скельской, а ныне несской полиции махнул рукой.
– А, были разные обстоятельства… Полгода, как перевелся. Так что у вас за дело?
– Уймись, лейтенант. Это не грабитель, а твой собрат, только из Эрдской провинции.
– Капитан Форсети из Эрденона, – представился тот.
Судя по его голосу, Форсети был еще сильнее недоволен, что раскрыли его статус, чем заподозрили в злодействе.
Томьер тоже не выказал радости.
– Что делать капитану из Эрденона в Нессе, кроме как развлекаться?
– Вот что, господа, выйдем отсюда, а по пути поговорим…
Будь на месте любой другой полицейский, Мерсер постарался бы побыстрей избавиться от его общества. Но именно лейтенант Томьер когда-то рассказал Мерсеру о своих подозрениях относительно вдовы Дюльман и тщетных розысках. И он может быть полезен, особенно если явился не один, – а в этом Мерсер был уверен.
Они вышли из гостиницы. Форсети скрыл свое недовольство под маской – уж этот туземный обычай он усвоил. Томьер, находившийся при исполнении, оставался с открытым лицом. Но позади тащились, не сильно спеша, два молодца, в которых человек с опытом признал бы переодетых стражников. Мерсер не стал тянуть с разговором.
– Ты слышал о том, что Вьерну Дюльман судят в Открытых Землях?
– Дошло. И есть будто бы надежда, что к началу поста ее отправят на костер. Об одном жалею – что эту мерзавку достал не я!
– Честно признаться, это сделал я, так что можешь предъявлять счет. Но если мы – я и капитан Форсети – поможем тебе взять человека, который добился освобождения Дюльман в Скеле, будешь считать, что мы сквитались?
– Кто это? – жадно спросил Томьер.
– Марсиаль Роуэн.
Томьер сразу заскучал.
– Да, похоже на то, что Дюльман выцарапал он. Только ничего у вас не выйдет. Несса – такой же гнилой городишко, как Скель, наверху все повязаны. Роуэн сам в сенате не состоит – но у него там дружки, в одних и тех же притонах развлекаются. И комендант наш… Он, слава богу, не мужеложец, но денежку любит, а с Роуэном у него дела. Отмажется.
– Есть обвинения, от которых отмазаться невозможно, разве что обвиняемый принадлежит к императорской фамилии, чего о Роуэне не скажешь…
Томьер слушал очень внимательно. Форсети в разговор не встревал, хотя то, что предлагал сейчас Мерсер, было противно его планам. Но у капитана хватило ума не возражать. Он собирался вести переговоры о выдаче Роуэна с Советом Двадцати Девяти, а не с городской стражей. Пусть арестовывают Роуэна, он, Форсети, поспособствует, а откровения Томьера могут быть полезны. Потому он помалкивал и не противопоставлял развращенному Югу суровый и честный Север, хотя бы потому, что знал про эту честность больше, чем кто-либо другой. Но, прислушиваясь, он не забывал и присматриваться. И тихо заметил:
– Огден идет.
Широкая, плетенная из соломы маска, блестящая от дождя, повернулась в их сторону. Мерсер сказал:
– Я подойду к нему.
Форсети кивнул. Человек в маске, очевидно, заметил это движение и остановился. Когда Мерсер перешел на другую сторону улицы, он инстинктивно сдернул маску, носить которую не привык, как истый житель Эрда. Показалась круглая честная физиономия, вспотевшая от маски и усердия. Этого подручного Мерсер прежде не видал. Но дело свое тот знал.
– Вот, – не привлекая внимания, лишь слегка повернув голову, он указал на высокого худого типа, удалявшегося вниз по улице. – Вышел из дома.
– Возвращайся к капитану, – сказал Мерсер. – Я лучше знаю город и прослежу.
Северянин вздохнул, как показалось Мерсеру, с облегчением. Он привык работать в Эрденоне и чувствовать за собой «краснобригадников» и городскую стражу – не то что здесь. Он поспешил вновь поступить в распоряжение Форсети, а Мерсер двинулся за человеком из дома Роуэна, оставив полицейских договариваться между собой.
Народу сейчас кругом было поболее, чем утром, несмотря на премерзкую погоду. И чем ближе к порту, тем публики станет еще больше. А человек, за которым двигался Мерсер, неспешно направился в порт. Одежда – синяя шерстяная куртка, плисовые штаны, фетровая шляпа с обвисшими полями – не выдавала в нем моряка, равно как и походка. Так мог выглядеть и слуга, и ремесленник. Но Мерсер счел, что человек этот имеет отношение к морю и портовой жизни. Слишком уверенно он находил дорогу, даже когда широкие улицы верхней части города сменились паутиной узких улочек и переулков. И он был без маски. При всей любви жителей Карнионы к карнавалам и ряжениям в какое-то время сложился обычай – морякам маски не носить. Это считалось привилегией сухопутных крыс. И коли за пределами порта в дни карнавала могли высмеять, а то и избить того, кто вышел на улицы, не скрыв лицо личиной, то в гавани поступали наоборот. И Мерсер знал: если он хочет избежать лишних неприятностей в портовых кварталах, маску придется снять.
Тюремные бумаги в кабинете Роуэна довольно скупо обрисовали внешность отправленных на «личную каторгу» заключенных, а видел их Мерсер глубокой ночью. Но кое-что он запомнил, о чем честно сообщил Форсети. И сейчас, даже со спины, он видел, что это не тот, с татуировкой. Под описание корабельного мастера он вроде тоже не подходил. Из тех, что оставались, «высоким, телосложения худощавого» был назван матрос по прозвищу Копченый Глаз. Вероятно, он и есть. А что идет не вразвалочку, так пресловутая «морская походка» пропадает года за два, если человек ступает не по качающейся палубе, а по твердой земле.
А что сие значит?
Роуэн испугался, что его подруга не будет больше молчать на процессе, и, не дожидаясь, пока следственная комиссия заинтересуется его персоной, решил покинуть Карниону Прекрасную. Причем податься не в сторону Эрда, а за пределы империи. Может, как раз туда, куда не добрался во время вояжа по Европе Савер Вайя. Отплыть же Роуэн может только из карнионских портов – во всех прочих навигация еще закрыта, а здесь, несмотря на зимние ветра, особо рискованные шкиперы в феврале пускаются в путь.
Вообще-то любой другой человек на месте Роуэна так бы и сделал. Но если Роуэн решил бежать за море, это противоречит всем догадкам Мерсера.
Что ж, ему и раньше случалось ошибаться.
Ближе к порту преследуемый свернул прочь от реки. При этом он пару раз обернулся. Мерсер старательно убрался из поля его зрения, готовясь либо скрыться, либо отразить нападение. Но, похоже, малый не почувствовал за собой слежки, а просто озирался, проверяя, не сбился ли с дороги. Мерсер успел рассмотреть его лицо, особыми приметами не блещущее. Крупный тонкогубый рот, вдавленный нос, редкие, но притом щетинистые брови и очень маленькие, круглые, обведенные сеткой морщин глаза с желтоватыми белками – следствие больной печени или тропической лихорадки. Как будто их впрямь подкоптили. Оружия при нем не было видно, но какой же безумец сунется в порт без оружия? Наверняка хотя бы нож у него есть.