Приземлился я, как обычно, на ноги, сразу отскочил к стене и приготовился драться. В таких темных подземных залах обычно селится разная гадость вроде ходячих трупов, которых в свое время оживил какой-нибудь древний черный колдун для участия в какой-нибудь великой битве, а потом забыл за ненадобностью, или выросших до гигантских размеров мерзких насекомых. Но никто на меня не набросился, и я облегченно вздохнул. Признаться, не люблю я драться ни со скелетами, ни с огромными пауками, очень уж это противно. Тем более что оружия у меня с собой не было, да и голова болела до тошноты, так сильно, что хотелось, чтобы ее не было вообще.
Вокруг царила кромешная тьма, только где-то высоко вверху горела одинокая звездочка, заглядывавшая через дыру, в которую меня угораздило сверзиться. Голоса русалок доносились до меня как из другого мира:
— Куда он подевался, вы не видели его?
— Он только что был здесь.
— Ищите хорошенько, он, наверно, спрятался.
— Его нигде нет. Это боги забрали его к себе на небеса.
— Зачем Светлым богам проклятый принц?
— Может, он провалился в преисподнюю, к богам Хаоса. Короли Черного замка всегда поклонялись богам Хаоса.
— Не говори глупостей, боги Хаоса бессильны в Священной роще. Он где-то здесь!
«Может, я и вправду провалился в преисподнюю», — подумал я и тут же отбросил эту мысль: насколько я знаю, у мертвецов голова не болит, значит, я пока жив и на тот свет мне рановато. Русалочьи голоса постепенно затихли вдали, и меня окружила тишина, изредка нарушаемая какими-то шорохами да еле слышными звуками ночного леса, доносившимися сверху. «Любопытно, — подумал я, — сколько раз я обследовал в детстве развалины храма с Рилом, сколько искал среди руин сокровища с Кристом, но ни разу не обнаружил даже намека на подземелье…»
Решив не дожидаться рассвета и понадеявшись на свое острое зрение, я принялся осматривать помещение. Зал напомнил мне зимний лес, причем березовый, столько из белого пола торчало белых колонн. Правда, потом оказалось, что пол не белый, а мозаичный, как в тронном зале, просто на нем лежал толстый слой пыли, а вот стены и колонны были действительно из белого мрамора. Некоторые из них обрушились и лежали грудами на полу, но и тех, что пока стояли, было так много, что среди них можно было заблудиться. В середине зала зияла огромная яма, куда я не угодил ночью, наверное, лишь по счастливой случайности. Вокруг нее валялись обломки белого камня, на которых угадывалась изящная резьба. Видно, раньше эта яма не зияла в полу, как сейчас, а была спрятана за ажурным портиком. Больше в зале не было ничего, в том числе и выхода. Вернее, выход был, только когда-то давно, а сейчас лестница, ведущая наверх, была наглухо завалена каменными обломками. Вот тут я впервые серьезно задумался о том, как буду выбираться. До той трещины, в которую я провалился, было, пожалуй, три, а то и четыре моих роста, а захватить с собой веревку я как-то не удосужился. Еще раз внимательно обследовав стены, я убедился, что в них нет даже щелей, которые можно было бы принять за потайную дверь. Мои попытки расшатать и вытащить здоровенный камень, заваливший выход, почти ни к чему не привели. Провозившись до рассвета и устав, как последняя тварь, я решил, что расчистить выход, пожалуй, смогу дней за десять, если не умру раньше от голода и жажды. Такая перспектива меня совсем не вдохновляла. Я ничего не имел против того, чтобы погибнуть в бою, как герой, но мысль, что я могу умереть замурованным в какой-то дыре, повергла меня в такое отчаяние, что я самым позорным образом начал звать на помощь, хоть и был уверен, что искать меня не будут. Слишком все привыкли к тому, что я могу исчезнуть на неделю-другую, никому не сказав ни слова. Естественно, мне ответило только эхо.
Прошло несколько часов. Я обломал все ногти, выковыривая камни и ясно осознавая полную безнадежность своего положения. Это ж какой длины должна быть лестница, если до поверхности земли три человеческих роста?
К полудню я просто умирал от жажды, усталости и изнурительной головной боли. Я мечтал о дожде, чтобы хоть несколько капель воды упало на меня сверху. Но наверху стоял ясный солнечный день, и было слышно, как заливаются птицы, радуясь жизни. Внезапно я вспомнил про яму в полу. Это был квадратный колодец с отвесно уходившими вниз стенками. Дна видно не было, а внизу клубился темно-серый туман, сквозь который проглядывал такой желанный блеск воды. И, что самое приятное, в стенку колодца были вбиты железные скобы, образуя некое подобие лестницы, уходившей вниз.
Лестница, похоже, была сделана еще до основания Фаргорда. Железо, из которого были изготовлены ступени, настолько заржавело, что иногда ломалось, и, чем ниже я спускался, тем чаще это происходило. В результате последнюю часть пути я пролетел, цепляясь за ржавые железяки, которые тут же ломались под моей тяжестью.
Падал я довольно медленно и успел подумать о том, что выбираться из колодца будет, пожалуй, еще труднее, чем из разрушенного храма, и обругать про себя пустоголовых древних строителей, которые додумались сделать железную лестницу в сыром колодце, нимало не заботясь о тех людях, которые будут пользоваться ею через пятьсот; лет. А испугаться, как всегда, не успел, хотя, окажись воды в колодце чуть больше, утонул бы, как слепой котенок.
Мне повезло, вода едва доставала мне до груди и я смог спокойно встать на ноги и напиться. Вода на вкус была как из Серебристых родников и, похоже, обладала каким-то целительным действием. По крайней мере, голова болеть почти перестала и я обрел способность не только совершать глупые поступки и ругаться плохими словами, но еще и немного соображать.
Вода, вырывавшаяся из зарешеченной дыры в стенке колодца, текла дальше в какой-то таинственный коридор, освещенный, как это ни странно, тусклым голубоватым светом. Мне подумалось, что я все равно уже весь мокрый, так что можно пойти посмотреть, что это там светится, а выбраться из колодца я всегда успею. Можно, например, выудить со дна ржавые железные скобы, служившие ступеньками, и, если отломить все, что проржавело вконец, наверное, останется несколько более-менее твердых стержней, которые можно будет вставлять в щели между камнями и по ним подняться наверх. Я так однажды забрался на стену одного считавшегося неприступным замка, правда, не по ржавым стержням, а по довольно крепким ножам, сделанным из отличной стали. А еще можно вытянуться во весь рост, упереться руками в одну стенку колодца, ногами в другую, и медленно идти вверх. Только так подниматься гораздо труднее, одно неосторожное движение — и полетишь обратно.
Я последний раз бросил взгляд на отвесно уходившие вверх стенки колодца, заросшие снизу темными скользкими водорослями, и уверенно направился к голубому мерцанию в конце коридора. «А вдруг этот путь ведет в какой-нибудь волшебный замок на дне Русалочьего озера, где русалки держат своих пленников, — думал я. — Может, я здесь для того, чтобы их освободить». Мне очень хотелось верить, что я здесь вовсе не по собственной глупости, а с какой-нибудь высокой целью, которая мне пока неизвестна.
Свет излучали голубые кристаллы, похожие одновременно на сапфиры и на волшебный кристалл с посоха черного колдуна. Размером они были почти с кулак и, вставленные в стену коридора, освещали каждый его поворот.
За очередным таким поворотом меня ждала приятная неожиданность. Это была лодка, правда, лодка затонувшая. Из воды торчал один только нос, привязанный цепью за кольцо на берегу, а корма лежала где-то на дне и неизвестно в каком состоянии. Но все равно, была лодка, был берег, на который можно было выбраться, и был коридор, ведущий куда-то по сухой земле. И, хотя волшебного замка, якобы стоящего на дне Русалочьего озера, быть не могло, слишком далеко я ушел от этого озера, там, дальше, в конце коридора должен был иметься еще один выход, недаром же лодка была привязана здесь, а не у ржавой лестницы разрушенного храма.