— Хм, — кашлянул я, — сенсей научил тебя разминаться?
— Угу.
— Вот и действуй.
Бедный мальчик послушался. Пропустил он из-за меня незабываемое зрелище, много потерял. Лео умеет поставить в тупик не только вопросами. Такое поражение стоит десяти побед. Изнывая от зеленой зависти, я тоже вышел против Марио — и получил свою порцию синяков.
— Зубастые волчата, — проворчал Марио.
— Клювастые ястребята, — ехидно поправил его Алекс.
Мы с Лео загнали в угол этого вредного типа и решили вытрясти из него душу, только не смогли решить, кто будет делать это первым. Пока мы сражались, выясняя этот вопрос, Алекс сбежал.
Когда мы прощались, Лео сказал, что им с Алексом наконец-то сделали общепалермские пропуска для элемобилей и завтра они гордо приедут сами, Гвидо Лео обещал захватить, благо по дороге.
— И сколько времени вам делали эти пропуска? — заинтересовался я.
— Месяца полтора, — протянул Алекс, — отец говорит, что при Алькамо было еще дольше.
— Безобразие, — возмутился я, — не буду заводить свой мобиль.
— Ну тебе-то быстро сделают, — легкомысленно заметил Лео.
Я надулся:
— Вот потому и не буду!
Двуглавые церберы! Не нужны мне никакие привилегии!
Вечером у всех ребят были назначены свидания, поэтому они уехали. О, черт, а я вчера не пошел гулять с Ларисой, хотя она очень прозрачно намекала. И на сегодняшний вечер я с ней тоже не договорился.
Я отправился к себе и позвонил ей на комм.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — сухо сказала Лариса и прервала связь.
Летучие коты! Она на меня обиделась. На этот раз всерьез. И я сам виноват, почему я ей ничего не объяснил? Сначала сам убедил в том, что могу поделиться своими проблемами, не считаю ее красивой куклой, а потом сам же… Я ее оскорбил, хуже чем всякие типы вроде покойного Васто, с их «женщина — это тряпки, фигурка и мордашка», потому что подошел поближе. Что же делать?
Я побежал в караулку и попросил собиравшегося домой Марио подбросить меня в центр.
— Ты что, сам не можешь?
— Могу, но с утра обещал, что сегодня не буду, слишком уж был не в форме.
— А обратно ты как?
— На такси приеду или Рафаэля вызову, он еще здесь будет.
Я послал профу на комм сообщение, что уезжаю в центр и вернусь поздно. Ох, опять я нарываюсь на неприятности.
У выхода мы встретили Виктора.
— Ты уезжаешь?
— Да, в центр.
— Можно мне с тобой?
— Нет.
Виктор сник.
— Это не потому, что я сержусь, просто никак нельзя.
— Угу, — вздохнул он.
Все окна второго этажа особняка Арциньяно были темными. Ее нет дома? На всякий случай я позвонил в дверь. Мне открыла горничная: «Нет, синьориты нет дома. Она где-то гуляет».
Одна? Где? Ну из центральной зоны она не выйдет, размолвка со мной — не повод совершать самоубийство. В парке, наверное. Я побежал в парк. Физически ей ничего не грозит, драки драками, но девочек никто никогда не трогает, все знают, ничего ужаснее парень совершить не может, да и на девчоночий визг или крик «помогите» сбежится столько народу… Тем не менее к ней могут пристать, оскорбить или как-нибудь унизить словами. Золотое детство, когда она никого не интересовала, кончилось.
Субботний вечер, и народу в парке довольно много. Для Ларисы так безопаснее, но как я буду ее искать?
Стоп, не мельтеши, думай! Или она сидит за столиком в кафе, на террасе, растравляет душу, или бродит по темным аллеям, где меньше народу.
В нашем любимом кафе и в трех других, в которые мы иногда заходили, Ларисы не оказалось. А темных аллей в парке многовато, тем не менее я ее нашел. И вовремя.
Она шла по дорожке, и сидящий на скамейке парень подставил ей ногу, а потом поймал, когда она споткнулась и потеряла равновесие.
— Такая красивая, а гуляешь одна, — сделал он комплимент моей девушке.
Она попыталась отстраниться, он не отпускал:
— Ну чего? Давай вместе погуляем.
— Она не одна, — твердо произнес я, подходя к ним из темноты, — лапы убери.
— Энрик!
Парень отступил на шаг. Я осторожно обнял Ларису.
— Дурак ты, — констатировал парень, — я бы такую всю жизнь на руках носил.
— Согласен, может, ты исчезнешь, нам надо поговорить.
Парень ухмыльнулся и ушел.
— Не надо меня носить на руках, — попросила Лариса.
— Я так и понял. Но иногда можно? — спросил я, подхватывая ее на руки.
— Иногда можно, — согласилась Лариса, — но только в самом прямом смысле этого слова. Рассказывай.
Я сел на скамейку, Лариса устроилась у меня на коленях. И я рассказал.
— Как это может быть?
— Ты уже видела весь этот кошмар, на Джильо, — постарался я объяснить. — А я заживо сжег там больше ста человек.
— Да, — согласилась Лариса, прижавшись лицом к моему плечу, — а иначе они устроили бы там вторую Эльбу. Так что ты еще больше спас. И еще честь Верреса и жизнь.
— Не утешай меня. Тактика от противника не зависит, с солдатами Джела я бы обошелся так же.
— Что ты будешь с этим делать?
— Не скажу.
— Почему?
— Ну когда-то давно я прочитал один умный роман, кстати, продолжение другого, довольно дурацкого. В нем одна королева стала любовницей своего первого министра, а предыдущему первому министру она отказала. Так она там думает: «Я отказала человеку, который никогда не говорил „я сделаю“, он всегда говорил „я сделал“». Следующий уже таким не был.
— Понятно. И кто же твой новый идеал?
— У меня вообще нет идеалов.
— Ну да, как же. После встречи с синьором Мигелем ты по нескольку дней улыбаешься почти как он.
— Э-ээ, не замечал. Что, вправду? А в остальное время как?
— Обворожительно, — мечтательно проворковала Лариса. — Набиваешься на комплименты? — полувопросительно добавила она.
— Не-е, это случайно получилось, — краснея от удовольствия и обворожительно улыбаясь, ответил я. — А синьор Мигель тоже не бросается обещаниями, я, во всяком случае, ни разу не слышал.
— Ладно, но ты моришь голодом мое любопытство.
— Ужасно. Пойдем, я напою тебя кофе и накормлю мороженым, или просто поужинаем? — предложил я.
— И то и другое.
Домой я вернулся на такси, довольно поздно. Я и раньше так возвращался, и сегодня проф меня отпустил бы, стоило только попросить. А делать так, как сделал я, — это нарушение какого-то своеобразного этикета, но проф на нем настаивает. Поэтому я явился доложить о своем прибытии. Мне, конечно, не влетит — не настолько серьезно, но нотация светит.
В кабинете профа, забившись в кресло в дальнем углу, сидел Виктор. Что он тут делает?
— Вот, — наставительно произнес проф, — вернулся твой герой, у которого так болит голова, что он спит, как медведь в берлоге.
— Чего? — глупо спросил я, забыв поздороваться.
Виктор покраснел и опустил голову, проф смотрел на него с насмешкой. Тут до меня дошло: этот несчастный решил меня прикрыть! Глупое вранье, конечно, я же предупредил профессора, что уезжаю, но это не главное. Я был растроган.
— Только не вздумай срочно сочинять, что это ты во всем виноват, — велел мне проф.
— Боюсь, в данном случае это даже мне не под силу, — ответил я.
— И что мне с вами делать? — спросил проф.
— Отпустить спать — как медведей в берлогу, — предложил я.
Странно он себя ведет, не собирается же он ругать нас вместе!
— Ладно, — согласился проф. — Виктор, больше никогда не пытайся меня обмануть, понятно? Последствия будут самые тяжелые. Давай, топай.
Виктор ушел. Проф посмотрел на меня испытующе:
— Получается, что неделю назад ты меня плохо понял.
Десять тысяч летучих котов! Это называется цугцванг [116] . Что бы ни решил проф, это будет неправильно, нарушение правил игры. Точнее, правила игры он нарушил неделю назад: каким бы замечательным летчиком и программистом я ни был, как бы он ни был рад, что я остался жив, ему не следовало прощать мне тот полет на Феррари. Но если бы я хоть месяц все время спрашивал разрешения, прежде чем куда-нибудь уехать, это не имело бы значения. Опять я во всем виноват.